Прошел год, как кончился “юрский период”. Этот год будущие СНЕГовики прожили, как любая другая семья. Дети подрастали. Юрке уже исполнилось девять, Аленке двенадцать.

Когда-то мы переписывались с таинственной незнакомкой по имени redroza (ау, отзовись, пожалуйста). И вот случайно выяснилось, что redroza отлично знает и эту семью, и Аленушку в том числе. Чтобы долго не объяснять, как и почему в семье СНЕГовиков началась новая эра (которую они назвали перевалом), начну с цитаты. Как говорила redroza: “Девчонка была стройненькая, но крепенькая, с проклевывающимися грудками и тощим пузиком. Лапки у нее были маленькие, глазки карие, попка торчала. Очень ей охота было, чтобы ее кто-нибудь за эту попку пощупал, но поскольку она была девочка хорошая и застенчивая, то ничем желаний этих неправильных не выдавала.

Тем более - мальчишки, они ведь такие грубые и даже глупые иногда. Они же всё не так сделают. Либо грубо слишком залапают, либо она кааак засопротивляется, а они и напугаются, убегут: а ну как наябедничает? Никакого у этих мальчишек понимания.

И полюбила она себе кое-что трогать, ну, сам понимаешь. Девчонки не любят такие грубые и глупые слова произносить и писать. Кое, в общем, что.

Конечно, ясно ей было, что однажды она попадется и ее, может быть, даже накажут. Но соблазн-то велик, кое-что-то манит и требует.

И вот однажды лежит она, кое-что себе теребит. Сосочки уже торчат изо всех своих сосочных сил, в ротик и попку себе для пущей радости девчонка кусочки чищеного имбиря засунула: и щиплет, и греет, и больно, и приятно - сил нет. И вот она себя мысленно отругала, пощипала, пошлепала сама, за пузик пощекотала, опять кое-что теребит, вот-вот кончит, нахалка. Как вдруг дверь распахивается и...”

Да-да. Остальные члены семьи, которые собирались купить Юрке новую форму, вернулись с полдороги, потому что забыли деньги.

Все остолбенели. Ленка тоненько пискнула и пулей шмыгнула в детскую за своей одеждой, но папа перехватил ее по пути. Он откашлялся и сказал:

- Ну и новости! Как я понимаю, нам надо собрать Большой Семейный совет. Прошу всех в столовую. Он крепко взял девочку за ухо и повел. Хихикающий Юрка и красная мама шли следом.

Папа поставил девочку на обеденный стол. Она забормотала сквозь слезы и тут же получила крепкий шлепок:

- Нет-нет, никакой одежды. В каком виде развлекалась, в таком и постой. И руки на голову! Любишь кататься - люби и саночки возить. На голову, я сказал! Или тебя ждет отдельная порка прямо сейчас. Ты меня знаешь, выдеру как сидорову козу!

Аля послушно сложила ладошки на макушке и от стыда закрыла глаза.

- Большой Семейный Совет объявляю открытым. А рот Аленушки закрытым. Чтобы ни звука без разрешения! - сказал папа. - А остальные давайте думать, что с нашей Аленкой делать будем.

- По заднице налупить, чтобы сесть не могла! - злорадно хихикнул Юрка.

- Наказать-то мы ее накажем, - сказал папа. - А потом? Как ее от вредной привычки отучить?

- Эх, - вздохнула мама, - как проверишь? Только отвернемся, а она куда не надо себе полезет. Не уследишь, как эта негодница под платье руку сунет. Говорила я тебе, отец: нам надо нового ребенка родить. Маленького. Миленького. От этих бандитов толку не жди.

- Постойте-постойте, - рассеянно забормотал прослушавший папа, - Нового ребенка? Под платье сунет? Кто ребенка под платье сунет? Кажется, у меня есть идея. Да, точно. Беру перерыв: надо как следует обдумать.

После ужина, когда посуда была убрана, а нарушительница спокойствия снова заняла свое позорное место на обеденном столе, папа встал, откашлялся и торжественно объявил:

- Никто больше ничего не придумал? Тогда слушайте мое решение. Дочка, чтобы ты не продолжила свои бесстыжие занятия, с этой минуты и до полного исправления ты будешь под постоянным присмотром кого-то из нас.

- Как это под постоянным? А когда мы с тобой на работе? - спросила мама.

- Когда нас дома нет, под Юркиным. С этого дня с Аленкой всегда будет кто-то из воспитателей. С перерывом только на школу. Итак, дочь, у тебя теперь три воспитателя: мы с мамой и твой младший брат. За малейшее непослушание будешь наказана на усмотрение дежурного воспитателя.

Юрка расцвел и захлопал в ладоши: - Ура, я ее с утра до ночи шлепать буду!

- Нет, осадил его папа, - тебе самостоятельно наказывать сестру я запрещаю. У Алены кроме школьного будет домашний дневник. Его будем вести все мы, и ты тоже. Туда дежурный воспитатель будет подробно записывать, как наша девочка сегодня жила, во что мы с ней играли и хорошо ли она слушалась. Днем ты все замечания по поведению сестры в дневник будешь писать. А мы с мамой будем его проверять и решать, чего она сегодня заслужила. Но учти, если мы тебя хоть раз поймаем на каком-то издевательстве над твоей воспитанницей или на вранье, займешь ее место. Ты должен быть с ней строгим, но справедливым. Любую твою команду она будет обязана выполнить. Сестра полностью в твоей власти. Но помни про ответственность.

- Да-да, - повернулся папа к начавшей всхлипывать Альке, - это наше с мамой дело будет, разбираться, хорошо или плохо тебя брат воспитывает. А ты должна его слушаться без рассусоливаний. Скажет тебе с крыши прыгнуть, сначала прыгнешь, а уж потом нам пожалуешься, когда спросим. Ясно тебе? Ладно, говори, разрешаю.

- О-о-о-н же младше! На целых три года!!! - истерически прорыдала девочка.

- Во-первых, на два с половиной, - начал было папа, и вдруг заметил ее позу, - Эй, а где это у тебя руки?! Совсем совесть потеряла, прямо при всех продолжает! Руки на голову, кому сказано!

- Я не продолжаю, - заплакала Алена, послушно складывая ладошки на макушке, а взамен пытаясь прикрыться, скрещивая ноги – Я закрываюсь. Мне стыдно так стоять. Простите меня, пожалуйста! Я больше никогда не буду! Я всегда-превсегда буду вас слушаться!

- Будешь, - подтвердил папа. - И нас с мамой, и брата.

- Хорошо, - обреченно ответила она, - и Юрку тоже. Можно я теперь оденусь? Ну пожалуйста, я так ходить стесняюсь. Мне все-таки двенадцать уже.

- Вот. Мы подошли к самому главному. Ты считаешь, будто тебе двенадцать лет. Но возраст - не отметка с датой в твоих документах. Это способность вести себя так, как положено в твоем возрасте. А ты что вытворяешь? Раздеться догола и писку натирать, разве так двенадцатилетние поступают? Так вот что я тебе скажу: раз ты себя ведешь, как годовалая, то до твоего полного и окончательного исправления мы все будем к тебе относиться как к годовалой. Во всем, включая любые мелочи. Запомни: тебе не двенадцать, а годик. Нет, не так. Каждый раз тебе будет столько, сколько посчитает нужным твой дежурный воспитатель. Мама, ты хотела маленького ребенка? Получай. Этого младенца можно купать, пеленать, тискать и сюсюкать, сколько влезет. Ты боялась, что она втихаря будет при всех руки под платье совать и наяривать? Не сможет. Потому что никакого платья не будет. В ее возрасте голопопить полезно, а не наряжаться. В ее новом возрасте, хочу я сказать. Дома она будет голенькой. Всегда. Без исключений. Ее шаловливые ручонки и бесстыжая писка всегда будут на виду у взрослых. При нас она туда не полезет!

У мамы был совершенно счастливый вид. Надо же, у нее снова будет младенец! Разве мама могла устоять против такого соблазна? Аленка всей кожей почувствовала, что в эту минуту ее судьба решилась бесповоротно и окончательно.

- Не хочу-у-у-у-у-у-у!!! - раздался душераздирающий сдавленный крик со стола.

- Кстати, - сказал папа. - На время твоего перевоспитания ты будешь подчиняться кое-каким правилам. Тебе будет категорически запрещены...

- Ка-те-го-ри-чески за-пре-ще-ны, - удивленно повторила мама. - Дорогой, ты это говоришь годовалому ребенку?

- Верно, - согласился папа, - назовем это как-то попроще. Например... эээ... например, нельзяйки. Аленушка, теперь у тебя будут нельзяйки. За их нарушение ты будешь наказана. Как именно, будет зависеть от тяжести преступле... тьфу, давай проще: нельзяйки бывают маленькие, средние и большие. Если ты нарушила маленькую нельзяйку, тебя накажет как захочет твой дежурный воспитатель. Нарушение средней нельзяйки будет обсуждаться на совете воспитателей, который выберет для тебя серьезное наказание. А про большую нельзяйку даже думать бойся: за нее четыре раза отхватишь. Для начала каждый из воспитателей отдельно тебе покажет, где раки зимуют, потом педсовет соберем и такое наказание придумаем, чтобы на всю жизнь запомнила! Все нельзяйки выучишь наизусть и будешь Между прочим, вот тебе сразу первая большая нельзяйка: на все время твоего перевоспитания тебе нельзя касаться, даже случайно, своих половых орга... я хотел сказать, сисек и писки.

- Все равно не понимаю, - перебила его мама, которая никогда ничего не упускала. - Не можем же мы с тобой круглые сутки с нее глаз не сводить. И в туалет ей надо будет, и помыться, и мало ли... А у голенькой-то ручки еще быстрей где не надо окажутся.

- Ей теперь годик. Какой еще туалет? Завтра горшок купи. А заодно соски, присыпки... в общем, что для ребенка надо, - ответил папа.

- А если мне готовить надо? Не могу же я ее с собой таскать?

- Зачем таскать? У нее ножки есть. Кстати, у нас в гараже старые коврики валяются.

Папа повернулся к зареванной Аленке и мягко обнял ее за попку, прижав боком к себе.

- Слушай внимательно. Сейчас мы тебе в каждой комнате, в коридоре и на кухне оборудуем местечки из половиков. И вот тебе первая нельзяйка. Наверно... да, средняя. Запоминай: ты всегда, когда твой воспитатель не дал тебе другой команды, должна находиться на своем месте. Можешь сидеть или стоять, хоть лежать. Если воспитатель дал тебе игрушки, можешь играть. Но не заиграйся: ты должна следить за взрослым. Если он ходит по комнате, ты должна всегда поворачиваться к нему так, чтобы твои руки и писка были в любой момент хорошо и полностью ему видны. Если ты видишь, что воспитатель выходит из комнаты, то должна вместе со своими игрушками перебежать впереди него на новое место. Именно впереди, и именно сама, без команды. И на новом месте немедленно принять такую позу, чтобы эта бесстыжая щелка (тут папа шутя пощекотал пальцем аленкину пельмешку) была как на ладони.

- А ночью как быть? И в школе тоже, - продолжала допытываться мама. Видно было, что ей ужасно нравится предстоящее развлечение и поэтому она постарается предусмотреть возможные помехи.

- Сама придумай, - ответил папа. – Для школы сшей ей какие-то плотные трусики. Такие, чтобы Аленка их снять не могла, и сквозь них себя тереть тоже. А на ночь... Ну, давай сегодня ее на ночь спеленаем. В простынь, например. А завтра еще подумаем. Кстати, Юра, и ты подключайся. Изобрети, как можно без твою сестру иногда без надзора оставлять. Без риска, что она тут же рукоблудить начнет. Не хихикай, а думай. Помоги сестричке исправиться. Считай, это твой экзамен на право быть ее воспитателем.

Папа снял девочку со стола и пошел с ней в детскую.

- Как ее перевоспитывать, мы решили, похоже. Осталось наказать за то, что она уже сделала. Идем поздороваемся с ремнем, принцесса.

На пороге папа обернулся и сказал:

- Кажется, я придумал, как нам при посторонних называть нашу работу по исправлению дочки. Предлагаю “перевал”. Это и точно, и невинно звучит.

- А почему перевал? - спросила мама.

- Очень просто. Это сложенные вместе начала двух слов: ПЕРЕВоспитание АЛенки.