ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ. Рассказывает Лена:
- Все началось, когда Славик пригласил меня на день рожденья. Кроме меня, там было еще 4 мальчика и 3 девочки. Нам было по 18.
Вначале  было очень весело. Мы, естественно, кушали, потом старшее поколение  ушло, чтобы нас не смущать, и мы танцевали. Вначале все было довольно  прилично, но потом выпитое шампанское ударило в голову, и мальчики стали  вовсю кокетничать с нами, девочками.
Не заигрывал с нами, кажется,  один только Слава. Он был вообще странным: не матерился, не флиртовал с  девочками, говорил всегда сдержанно и очень правильно, как по книге, но в<!--more-->  то же время не был и «заучкой»: в нем чувствовалась какая-то сила, и  его побаивались. Собственно говоря, он не раз давал сдачи всем забиякам.  Его считали «чокнутым» и за глаза не принимали всерьез, хоть я  подозреваю, что девчонки таким образом просто мстили ему за отсутствие  внимания с его стороны.
...Под конец наших танцев в чьих-то пьяных  мозгах возникла идея играть в карты на раздевание. Все с визгом  согласились, и Слава не возражал. Раньше мы не раз играли в бутылочку и  пр., и нам казалось, что это – то же самое.
Но с первых минут мы  поняли, что это – совсем не то же самое. Собственно, яснее всех это  поняла я, т.к. сразу стала зверски проигрывать. Очень скоро я оказалась  раздетой до белья, и с ужасом ждала следующей карты. Мне уже было  здорово стыдно: хоть я была и не прочь пококетничать с мальчиками, т.е.  была нормальной девочкой без комплексов – я никогда еще не при ком не  раздевалась, более того – даже никогда еще не целовалась  «по-настоящему», не говоря о сексе, который был для меня чем-то  пугающе-запретным.
Разумеется, я проиграла снова, и мне пришлось  раздеваться. Слава сказал – «может, простим ей?», но его подняли на  смех: всем страшно хотелось посмотреть на мое голое тело.
Самое  страшное, что я почувствовала, как мне хочется раздеться. И – разделась.  Сняла вначале лифчик и играла без лифчика, удивляясь про себя тому, что  я сижу с одноклассниками, и у меня – голые сиськи... А потом – пришлось  снять и трусы.
Было это так. Я, конечно, снова проиграла, но тут  Слава предложил дать мне возможность отыграться, и выполнять желания не  по одному, а сразу несколько. Тогда мальчики со своей стороны  потребовали: если я снова проиграю – я должна буду не только снять  трусы, а еще и раздвинуть ноги и дать себя потрогать везде, где им  захочется. Слава стал было спорить... но я взяла и согласилась! Во мне  проснулся отчаянный азарт.
Все это привело к тому, что мне пришлось  снять трусы, сесть по-турецки – с раздвинутыми ногами, - и дать всем  себя лапать. Когда я снимала трусы, мне хотелось плакать от стыда. Мне  это казалось очень унизительным. Но как только я осталась голой, все  громко завизжали, захлопали, стали восторгаться, говорить, какая я  красивая и т.д., и я вдруг с удивлением ощутила в себе приятное, даже  сладкое чувство. Я села так, как они требовали, с удивлением глядя на  свое голое тело – мне не верилось, что это – я, голая среди  одноклассников!
И тут мальчики начали меня лапать. Они сами немного  стеснялись и прикрывали стеснение развязностью. Вначале они трогали меня  сверху – довольно нерешительно, надо сказать, - а потом осмелели, стали  гладить мне соски, один даже прижался к моей груди с блаженной  улыбкой... потом полезли ниже – и принялись изучать мою письку. Они  требовали, чтобы я отвечала на их вопросы – как что называется, причем  матом; всех это страшно веселило. Мне тоже это стало казаться очень  веселым, а главное – от прикосновений меня просто бил ток, я никогда не  думала, что это так приятно! Каждое прикосновение к голому телу вызывало  дрожь, мне хотелось, чтоб меня облапали всю, с ног до головы!  Прикосновения к груди заставили меня застонать. «Что, запела, птичка? –  сказал Ромка, самый нахальный мой ухажер, - а что ты споешь, если так?» -  и начал лапать мне письку. Я хотела сжаться, чтобы он туда не проник –  но мне раздвинули ноги пошире, я потеряла способность сопротивляться – и  только смотрела, как несколько мальчишеских рук шарят по моим  гениталиям.
Это было так чудовищно стыдно и приятно, что я задышала,  как после бега. Внутри у меня зашумели теплые волны, очень скоро они  стали горячими, стали обволакивать меня скользящей пеленой... «Люди, она  мокрая! Смотрите!» - и Ромка стал всех трогать рукой, испачканной в  моих выделениях... «Какая у нее писька волосатая... Если побрить – будет  настоящая блядь...» От этой мысли – что меня могут насильно побрить –  во мне произошел какой-то взрыв: горячая волна вдруг закипела,  выплеснулась куда-то... и из меня вдруг против желания полезли крики и  стоны, а из письки потекло.
«Смотрите! Кончает! Кончает!» -  закричали пацаны. Я металась и маялась под их руками; из меня будто бы  насильно источилась страшная сладость, от которой хотелось умереть...  Было невозможно стыдно – стыд был настолько чудовищен, что стал  приятным... Руки на моей письке пронизывали ее разрядами тока – и из  меня лилась и лилась сладкая, ослепительно блаженная волна... Я стала  задыхаться, мне хотелось, чтобы меня схватили, мяли, унижали, как  тряпичную куклу, чтобы мою письку растерзали на клочки, - стала  выгибаться и подставлять свою письку снующим по ней рукам. Меня схватили  за грудь, за попку, в письке стали хлюпать мокрым месивом, которое  лилось оттуда – и я почувствовала, как меня уносит вторая волна – еще  более сладкая, смертельно, невыносимо приятная. Забыв обо всем на свете,  я кричала вовсю...  Меня покинули все мысли, я осталась голой самкой,  состоящей из одних гениталий...
Все остальные смеялись, будто это  была классная шутка. Потом, когда я кончила – ко мне вернулся разум, и я  стала осознавать, что произошло только что... Мысль об этом была  настолько чудовищна, что я закрыла на нее глаза, не впустив в себя. Мне  предложили играть дальше; но если я проиграю – мне побреют письку,  «чтобы я была настоящая блядь». Я чувствовала острое наслаждение от  риска; к тому же было какое-то странное удовольствие в том, чтобы быть  «блядью» - униженной, распутной и бесстыдной; я почувствовала это  впервые в жизни. Это удовольствие было темным, холодным и было похоже на  радость от возни в луже, в грязи, которую я испытывала когда-то в  детстве.
...Конечно, я снова проиграла. Меня уложили на кровать,  принесли бритвенные причендалы, крем... Я лежала голая и думала: сейчас  меня будут брить ТАМ... Эти мысли сладко терзали меня, и ослепительная  волна была готова хлынуть из меня в третий раз. Наконец мне раздвинули  ноги, стали мылить мне всю промежность, задевая письку... я снова громко  застонала, а Ромка, пацан, который брил меня, положил руку мне на  письку, покрытую толстым слоем мыльного крема, захлюпал в ней – отчего  волна во мне подползла к самому-самому последнему краю и готова была  сорваться в бездну, - и спросил: «что, тебе так нравится, да?» Я стонала  и виляла бедрами... «Ну нет, блядь, потерпи, вот побреем тебя, тогда и  будешь кончать» - сказал Рома, ухмыльнулся и начал брить меня.
Бритье  было страшной сладкой пыткой: я была на грани оргазма, и прикосновения к  письке все время подталкивали меня к нему... А тут еще и другие пацаны  лапали меня за грудь, крутили соски... Наконец меня побрили, вытерли, и  Ромка сказал:
- Если отыграешься – твое счастье; проиграещь снова – выебем тебя. Такую блядь, как ты, нужно ебать!
У  меня в груди екнуло холодком. Я понимала, как страшно то, что он  говорит – но мне до смерти хотелось этого!!! Я поняла, что он прав, я  оказалась самой обыкновенной блядью... меня одолела сладкая, черная  ненависть к себе, я подумала: раз я такая – так мне и надо... кроме  того, страшно хотелось кончить, просто невыносимо, а ласкать себя при  всех я не могла... И я согласилась!
...Но тут прозвучал голос Славика:
- Этого не будет.
Его  начали высмеивать, заулюлюкали... вдруг мне стало страшно –  по-настоящему: я вдруг увидела в своих одноклассниках,... которых знала с  пеленок – диких зверей. Славик повторил:
- Этого не будет. – И добавил: - А ну-ка, сексуальные маньяки, - по домам! День рождения окончен! Карнавала не будет!
И  – стал ОДИН всех прогонять. Пацаны, конечно, полезли в бутылку, и Ромка  прежде всего, - но Славик взял его за локти и вывел в коридор. Оттуда я  услышала его голос: «Через 2 минуты здесь никого не должно быть, или я  иду к соседям, а от них звоню в милицию».
Всех как ветром сдуло.  Осталась одна я – голая, дико возбужденная, с мокрой писькой. Я,  конечно, не могла уйти вместе со всеми... Я была поражена поведением  Славика, каких-то остатков разума мне хватило, чтобы понять, от чего он  меня спас и чем рисковал...
Я лежала, как не в себе. Мне не хватило  ума одеться, пока в комнате было пусто – но мне и НЕ ХОТЕЛОСЬ  одеваться... и я с ужасом ждала, что будет, когда Славик вернется... как  и о чем мне с ним говорить...
Наконец он вернулся. Немного помолчал, потом - подошел ко мне... подсел...
- Чего ты не одеваешься, Лен?
Я  молчала, потому что не знала, что ответить ему – что не скажи, будет  чудовищно стыдно, - и только смотрела на него исподлобья...
- Прости  меня, что так вышло. Пожалуйста, - вдруг сказал Славик. Чего-чего, а я  этого я не ожидала. – Я не знал, что так будет. Честно.
Я застонала в ответ. Славик посмотрел на меня... положил мне руку на голое бедро и сказал:
-  Я понимаю, чего тебе хочется. Сделать тебе?... и, не договорив, вдруг  нагнулся к моей письке и поцеловал ее. Меня пронзило сладким током; я  застонала громче и раздвинула ноги, как могла, подставляя ему письку.  Мысль о том, что он меня сейчас «вылижет», порвала мою душу на клочки, и  я предвкушала блаженство, зажмурив от стыда глаза.
Степень этого  блаженства я даже и близко себе не представляла. Когда Славин язык  прошелся по моей письке – волна, замершая на самом краю, вдруг стала  оползать, обволакивая меня радужным дурманом – и обрушилась вниз, в  сладкую пропасть без дна...  Я закричала надсадно, как от страшной боли;  Слава впился в мою письку, а руками держал мои соски и выкручивал их.  Мне казалось, что он – страшное чудовище, которое пожирает мою письку,  пожирает меня всю, и сейчас сожрет полностью, и меня уже не будет, я  растворюсь вся в чудовищно сладком Ничто...
Я никогда даже и не  думала, что бывают такие страшные оргазмы. У меня в голове светились  какие-то линии или круги, я будто перестала быть собой и превратилось в  одно сплошное сладкое месиво... Потом, когда все кончилось, я лежала,  глядя на Славика - он вытирал рукавом лицо, перемазанное моими  выделениями, - и молчала... В голове не было ни одной мысли, кроме  бездонного, чудовищного удовлетворения и пустоты. Славик тоже не знал,  что говорить; вдруг он сказал «Извини, я сейчас» - и вышел. Через  полминуты я услышала из туалет приглушенные стоны, а затем он вернулся  ко мне – с красным лицом.
Он снова подсел ко мне... положил, немного  поколебавшись, руку мне на голову, погладил... «Ну как, все хорошо?» - и  улыбнулся мне. Я не могла говорить, но уцепилась за эту улыбку, как за  последнюю возможность вернуться в мир, из которого я выпала, сняв  трусы... Он стал гладить меня по спине, по всем телу и говорить:
-  Главное, ты не должна плохо думать о себе. Главное, что тебе было очень  приятно, а на все остальное забей! Ты получила удовольствие, и ничего  такого о себе не думай: все это нормально... Ты никакая не блядь,  запомни! Ты – чудесная девушка, красивая, чистая, самая лучшая в мире...
Как  он только понимал, что делается во мне! Я, растворяясь от его ласк,  мурлыкала – и все теснее прижималась к нему. Мы всю жизнь едва общались –  «привет», «пока», «классно выглядишь!», «алгебру выучил?» - но сейчас  он вдруг стал для меня таким близким, каким не был никто и никогда.  Какие, в самом деле, преграды могут быть перед человеком, который только  что подарил тебе самое большое блаженство в твоей жизни, а сейчас –  нежно, успокаивающе гладит тебя по голому телу, и ты лежишь перед ним –  голая, беззащитная?.. Все дистанции улетучились, будто их и не было – и  я, наконец, прижалась к нему, положила голову ему на колени и уткнулась в  них... Обняла его крепко-крепко... Мне очень нужно было человеческое  тепло – и Славик стал самым родным для меня...
Так началась наша  любовь. Славик сделал чудо: я ушла от него без неприятного осадка, без  презрения к себе, а напротив – с ликованием, с блаженством в душе!  Каждая клеточка во мне пела, и душа тоже пела!.. Он проводил меня до  самого дома – и, когда мы прощались (я снова не знала, что сказать, как  отблагодарить его), - он вдруг взял меня руками за плечи, притянул к  себе, обнял... и поцеловал. В нос. Но это было так нежно, с такой  любовью, что я взвизгнула от восторга, обвила ему шею руками – и стала  страстно целовать и лизать его везде, где могла. Целовать – и  благодарить, благодарить...
После того дня в моей жизни начался сразу  и рай, и ад. Рай – со Славой: мы виделись каждый день, открывали друг  друга, ласкались, общались... это казалось блаженным сном, подарком,  чудом... А ад был в школе. Я стала врагом всех, кого Слава выгнал в тот  день. Про меня абсолютно все кричали «блядь» и «бритая пизда». Я не  могла спокойно пройти из класса в класс. Слухи о моем разврате достигли  такой степени, что мама повела меня к гинекологу, и только когда он  подтвердил, что я девушка, мама стала немного верить мне... Славу  несколько раз били. Он сильный, но его подкарауливал вчетвером и  впятером... В общем, началось такое, что мы твердо решили переходить в  другую школу. Вдвоем.
И мы так и сделали... но перед этим была еще  одна история. Однажды нас со Славой подкараулили все те же ребятки –  бывшие наши приятели, а ныне стадо озверевших дебилов, - заловили,  окружили кольцом, и Ромка сказал:
- А ну, сладкая парочка, трахайтесь! Выеби ее, Славочка, тебе ведь так этого хочется!
Слава  послал его подальше. В ответ они начали его бить. Я кричала, но был  поздний вечер, и меня никто не слышал. Меня стали раздевать... порвали  на мне одежду – и скоро я осталась голой. Слава, избитый, с  окровавленным лицом, продолжал посылать всех. Ромка сказал ему:
- Если этого не сделаешь ты, это сделаем мы. Смотри, какая сладкая голенькая блядь!..
Слава  попытался было стряхнуть всех с себя, крикнул мне – «беги!» - но нас  обоих крепко держали. И тут я вдруг поняла, что мне делать. Я сказала:
- А ну, ребятки, покажите, что у вас есть под трусами!..
Мне  было страшно и гадко, как никогда. Но я делала это, чтобы спасти Славу –  и только молилась, чтобы он оказался достаточно сообразительным.
«Ребятки»  зашумели, засвистели, обступили меня (их было 5 человек), стали лапать,  щипать, мять мне грудь. Я опять почувствовала тот страшный сладкий  холод, который испытала, когда меня брили... Но виду не подала – и  старательно играла «настоящую блядь»:
- Ну? Кто первый? Небось от страха у всех хуи поотвисали? А, Ромочка? А в попку слабо?..
Ромочка  заухмылялся и спустил штаны. Но член его действительно висел в  полусонном состоянии, как вареная сарделька. Я засмеялась и начала  издеваться над ним. «Ребятки» тоже заулюлюкали. Ромка отчаянно матерился  и дрочил свой член. Внимание всех было приковано к нему и ко мне.
И  тут мои молитвы были услышаны: Слава, которого держали вполсилы, позабыв  о нем, вдруг изловчился – обхватил одного пацана, Димку, как мешок с  дерьмом, раскрутил его за ноги – и обрушил на всех остальных. Димка  вопил и матерился в воздухе. Слава не отпустил его – оттащил обратно,  снова раскрутил – и снова швырнул в пацанов, крикнув мне – «Беги!»  Началась жуткая потасовка – а я, как была голая, побежала по городу куда  глаза глядят. Слава побежал за мной.
«Ребятки» бросились за нами...  но мы выиграли несколько секунд времени и, хоть я и сильно поранила  босые ноги, «ребятки» стали отставать. Наконец мы остались одни среди  города – далеко от дома: я с изрезанными ногами, голая,... и избитый  Слава. Мне было больно стоять, и я села прямо голой задницей на асфальт.  Слава шатался; но ему хватило сил, чтобы вытащить мобилку, которая  чудом оказалась целой, и вызвать скорую. «Скорая» приехала еще через два  часа...
Я провалялась в больнице 4 дня: мне лечили изрезанные  ступни. Слава лечился намного дольше: у него были сломаны несколько  ребер, кроме того – было много серьезных ушибов. Все «ребятки» загремели  в милицию... но об этом уже писать неинтересно.
...А интересно –  вот что: когда Славу выписали – я осталась с ним на ночь. Все уже все  знали про нас, и родители нам разрешили... Как только закрылась дверь и  мы остались одни – я сделала то, что собралась сделать в эту ночь уже  давно: быстро и стремительно, чтобы не растерять храбрости, сняла с себя  всю одежду, подошла голая к Славе и сказала:
- А теперь мы займемся  мужскими ощущениями, - и стала раздевать его. Я была совершенно  неопытна, но перед этим – долго читала инструкции, смотрела ролики...  набила голову, короче говоря, всякой информацией о сексе – и старалась  действовать, как опытная соблазнительница.
Но очень скоро любовь к  нему, восторг наших ласк, радость от его возращения сдули все мои  сексуальные стратегии, как карточный домик – и я стала неистово  ласкаться к нему, позабыв о своих планах «доставить неземное  наслаждение». И, наверно, правильно сделала, потому что большего  наслаждения, чем дает искренняя любовь, все равно ничего не даст.
  такаВ ту ночь я впервые раздела его догола. Одуревая от радости  совместной наготы, я плакала и смеялась одновременно; втирая свое голое  тело в Славика, как масло в бутерброд, я спросила его: как ему хочется  сделать меня мамочкой? в какой позе? Славик вначале говорил – «тебе в  самом деле хочется?» «хорошо подумай» и т.п., но я его зацеловала,  заласкала... наконец Славочка прошептал, растворившись в моих ласках, –  «вот так...» - и я, забравшись на него верхом, стала надевать свою писю  на его член, нежно лаская Славу руками.
Было больно, - но не  больнее, чем то, что мы пережили; я, раздвинув ноги и думая – «вот так  сажают на кол» - насадила себя на Славин член и, когда почувствовала,  что он вошел в меня до упора – опустилась лицом к Славиному личику,  стала легонько елозить сисями по его груди, взяла руками его голову,  медленно запустила пальцы ему в волосы – и принялась вылизывать милое  личико, как кошечка, и в это время – медленно, нежно покачиваться на его  члене...
Физического кайфа не было (он появился потом – на  третий-четвертый сеанс), наоборот – член распирал стенки влагалища и они  побаливали, - но меня переполнялия любовь, нежность и благодарность,  что я была на вершине блаженства. Я дарила Славе себя – это было  невыразимо сладко, и очень скоро я начала впадать в настоящий экстаз. Я  ускоряла ритм, я ласкала Славу неистово, вымазывая его слюной и слезами,  я сливалась с ним в едином движении, думая: какое блажество – быть  одним телом с Любимым... и очень скоро он громко застонал подо мной. Я,  вспомнив инструкцию, забралась рукой в его попку и стала щупать его там;  стоны удвоились. Слава стонал так же надсадно, как и я когда-то... За  стеной зашептались, но мне было плевать. Я чувствовала, как внутри меня  толкается твердое, горячее... от толчков было больно - но Славины стоны  казались мне неземной музыкой, и я была на седьмом небе от счастья, что  Славе так приятно, и что он – так глубоко во мне... После этого я не  слезала с него еще полчаса – так не хотелось разделяться вновь на два  тела...
Сама я на Славе не кончила, да мне и не хотелось: мне было  достаточно единства со Славой и его блаженства. Но потом он все-таки  вылизал меня - и я снова металась под его язычком... Крики из нашей  спальни доносились всю ночь, и утром Славины родители смотрели на нас  насмешливо-снисходительно. Мы со Славой оба были малиновые, оба смотрели  в пол... но никто ни о чем не говорил, не расспрашивал, и скоро стыд  прошел. Взамен ему пришла гордость: мы почувствовали себя Любовниками,  Мужем и Женой - и открыто, чувственно ласкались на глазах у Славиных  родителей, ничего не стесняясь...
Сразу после школы мы расписались. Детей у нас пока нет, но обязательно будут!