По следам Аполлинера. 15. Иван-Купала. До позднего вечера я маялся вопросом, пустят ли меня на праздник вместе со всеми или оставят одного, как больного, капризничал, чуть ли не пускал слезу, грозил сбежать самовольно, причём не на наш костёр, а на деревенский. В конце концов согласие было получено, но с одним условием: - Хорошо, - говорит маман. – Раз ты считаешь себя уже выздоровевшим, а Мария Александровна особо не возражает, можешь покинуть свою лечебницу на пару часов, но с тем чтобы завтра с утра, если понадобишься, смог помочь Константину Констаниновичу отвезти нас всех к поезду. Нам надо съездить в Москву. Ведь завтра выборы в городскую Думу… - Так вы завтра все уезжаете? - Почти все: я с Таней и нашими детьми – их всех как следует помыть надо будет. А тебе такое путешествие, Мария Александровна считает, не на пользу будет. - А сама она разве не поедет с вами? - Зачем? - Голосовать. - Она подольская, а в Подольске пока выборов нет… Давай, быстрёхонько одевайся, и идём к речке… Все уже направляются туда… На берегу полыхал уже костёр, и вокруг него суетилась прислуга и малышня. Меня же усаживают на специально принесённый стул и все дамы по очереди исполняют около меня роль Цербера, не подпуская ни девочек близко ко мне, ни меня к ним. В конце концов мне это надоедает, и я запросился отпустить меня… Но не обратно, а на соседний костёр, хорошо видимый в полуверсте от нас ниже по речке, и, как я, догадывался, устроенный деревенскими. - Одного? Ни в коем случае! Таков был категорический вердикт дам. Но когда со мной, было, выразили желание пойти девчонки, то под гневными взглядами своих мамуль тут же втянули головки в плечи. - А со мной можно? – выступила вперёд сестра управляющего. - А тебе не страшно за своё брюхо? - спрашивает её хозяйка. - А чего? Работать можно, а побаловаться нельзя? Вы же видели, как я тут приплясывала-притоптывала… Могу показать, как это делают наши деревенские, баричу… Что со мной случится такого? - Балуйся лучше здесь, Дуся, поближе к дому и к врачебной помощи… - Да до этого мне ещё далеко… - Не зарекайся!.. - А может я чем-нибудь смогу оказаться в этом деле полезной для мальчика? - подскакивает, видимо прислушивавшаяся к этому разговору, жена управляющего. - Это было бы, наверно, неплохо, - рассуждает хозяйка. – Но куда ты денешь своих детишек? С собой возьмёшь? - В крайнем случае придётся. Хотя, конечно, мне было бы лучше, если бы они побегали и попрыгали здесь, вместе с вашими, под вашим присмотром… - Об этом, Серафима Сергеевна, не беспокойся. Присмотрим. А как насчёт мужа? Согласиться ли он? - Отпустить одну-то? Вряд ли… Покостыляет с нами, небось… - И зачем тебе такая мука? - Охота пуще неволи, Мария Александровна! Страсть как хочется побеситься!.. - А чего тут не хватает? - Тут народа мало… Не укроешься от глаз нескромных… - Ну, ну, скромница!.. Иди, упрашивай своего муженька! Заодно скажешь ему, что его костыль может понадобиться, если вдруг кто-то из деревенских вздумает поозорничать с Александром… Сима, явно обрадованная, убегает уговаривать своего супруга и через какое-то время возвращается, сообщает, что всё улажено, берёт меня за руку и ведёт на противоположный конец кострища, где на толстом пне восседает её муж, управляющий. Он тем временем заканчивает изготовление двух смоляных факелов, встаёт и зажигает их от костра, один вручает жене, а другой мне. Так мы и уходим: он костыляет посредине, она с одного бока или впереди, я с другого бока или сзади. Выходим на проезжую дорогу, проходим по ней саженей 200 и сворачиваем влево, в широкую прогалину, сквозь которую виден огромный огонь костра и слышен шум голосов. По краю большой поляны на пнях и поваленных деревьях сидят старики и старухи. А в центре вокруг костра бабы, девки и парни водят хоровод и поют. - А почему не прыгают как у нас? – интересуюсь я. - Уже отпрыгались: эвон какой огонь высокий! - объясняет управляющий. – Но в конце, когда костёр станет затихать, найдутся молодцы, чтобы перепрыгнуть с разбега. - Почему только молодцы? А девицы и бабы? Боятся, что юбки загорятся? - Загорятся-то навряд, но жарко-то уж незнамо как… Но, мобыть, найдутся и бабы отчаянные… Вот ты, Симка, прыгнешь? - А что? И прыгну!.. Только потом придётся бежать в речку кунаться… - Тогда не надо… - Что ж так?.. С жару, да в воду… Хорошо!… В это мгновение хоровод, не прекращая движения и пения, разрывается, и его головка, состоящая из ядрёных баб и девиц устремляется к нам, подхватывает нас с Симой и стремительно догоняет хвост. Следя за движениями рук и ног остальных, я не без успеха следую им, что-то кричу, ибо разобрать не могу, что они поют – понятно только, что что-то весёлое и озорное. Время от времени мы останавливаемся, поворачиваемся лицами к огню и начинаем приближаться к нему, приговаривая и демонстрируя руками: - Вот такой вышины!.. Вот такой ширины!.. Совсем как на детском рождественском утреннике… - Хочу вас предупредить, - заявляет мне во время одного из таких экзерсизов Сима, - чтобы вы были осторожны, если вдруг кто-нибудь из местных девах вздумает предложить вам прогуляться окрест… Мальчишки могут выследить и наподдать тумаков… Лучше всего не удаляйтесь далеча… И всё же - пусть мой муженёк вас потеряет из вида и побеспокоится, может, меня пошлёт искать, но меня вы из виду не теряйте. - А через костёр вы прыгать будете?- спрашиваю я её в очередную остановку. - Кто знает?.. Не удастся затеряться вдвоём, придётся прыгать, чтоб потом идти купаться… Надеюсь, он за мной не увяжется… Но чтобы вас в это время поблизости и на виду не было!.. Пусть вас ищет… Я знаю на речке местечко, где он нас ни за что не найдёт: не спуститься ему туда! Неожиданно хоровод делает новую петлю, в результате чего моей соседкой вместо Симы становится довольно грудастая молодуха. По пожатиям ладони и полным игривости взглядам, бросаемым на меня, я делаю вывод, что мне предоставляется шанс сделать ещё одно завоевание. - Вы из имения? Дачник? – спрашивает она меня во время одного совместного поклона и, не дожидаясь ответа, продолжает: - А я сноха здешнего лесника… - Как вас зовут? - Варя. - А нельзя ли нам, Варя, выйти из круга? - Зачем? - Чтобы поговорить в более спокойной обстановке? - О чём? - О том, о сём… - Вон вы какой!... То-то я смотрю в вас так Серафима вцепилась, словно клещ! А с виду такой маленький… Но, поди, сладенький?.. - Так как насчёт того, чтобы отойти в сторонку, чтобы отведать, сладенький ли я? - Здесь никак не получится… - Почему? - По кочану! Вы тут новенький, и у всех на виду, никуда от них не денешься. А вон и мой деверь, что подсел к вашему управляющему. Небось не только о завтрашнем сенокосе говорят, но и о вас… Нам пора расстаться… - А когда и где можно увидеться? - Вы знаете, где лесная сторожка? Нет? Мы завтра там будем весь день работать. Приезжайте туда с Марией Александровной.., После обеда… Скажите, что нам надо бы кой-что обговорить с ней... Я собрался, было, повторить свой вопрос о свидании, но в этот миг на нас налетела новая людская волна, мы оказались разъединёнными, а меня закружили-завертели так, что я в конце концов упал – да так сильно, что не мог двинуть ни рукой, ни ногой. А когда перевернулся на спину, увидел склонившиеся надо мной девичья лица: смеющиеся, хохочущие, показывающие языки и делающие рожи. - А хочешь, мы тебя измажем сажей? – вдруг спрашивает одна из них? - Или портки снимем и без них пустим гулять? – вторит ей другая. - Точно! А заодно посмотрим, что у него там и чем отличается от наших деревенских! - Только давайте оттащим его подальше отсюда, в кусты, а то бабы налетят, отнимут… Меня берут подмышки и ведут ...в темноту. Я всё ещё чувствую боль в конечностях, но мной уже руководит и любопытство: что будет дальше. - Машка, Нюрка и Фроська, - соберите мальчишек и уведите их в другую сторону, - слышу я приказ одной из них. - А то, не дай бог, очухаются от беготни и начнут нас искать. - Нам тоже хотся взглянуть! – пробуют возражать те. - На что взглянуть? - На пипку его! - Может в другой раз, а пока у себя пощупайте! Сопливки ещё! Сопливки, посапывая от обиды, уходят, а меня ведут дальше. - Ну всё, пожалуй, здесь нас не застукают, - слышу я всё тот же командный голос. – Сажайте его. Меня усаживают на траву. Вокруг не видно ни зги, одни только силуэты. - Сколько вас? – подаю я наконец голос. - Хватит, чтобы выебать или поколотить тебя, - отвечает тот же голос. Мне уже становится интересно, и я спрашиваю: - Это как же? - Что? Выебать или поколотить? - Поколотить – представляю себе как… А вот как выебать – нет… - Сейчас увидишь! - В такой темноте? - Темнота ебле не помеха… Тебя как звать-то? - Саша… - Саша, значит, Александр… Ну надо же! Как того убиенного, что тут всех нас попортил… Ну а теперь мы тебя девства лишим!.. Что скажешь?.. Чего молчишь-то? Спугался? - Почему? – отвечаю. – Любопытно будет узнать, как лишают девства… - И узнаешь сейчас!... Девки, тащите с него порты! Девки, мешая друг другу, кидаются расстёгивать ремень и брюки. - Подними жопу свою! Опираясь на локти, делаю то, что требуют. - Да у него там ещё одни порты! – восклицает одна из исполнительниц. - Ничего себе!.. Стаскивайте и их!.. Вот баре, по двое порток носят!.. - У них и бабы без портов ни шагу!... - Ну да, пантелеймоны называются… Для пущего пиздячьего здоровья… - Да, врачи рекомендуют, - подтверждаю я. – И называются они панталонами. - А твои как? – интересуются они, пытаясь стащить их через ботинки. - Тоже панталонами, или кальсонами… Оставьте их!.. Или вначале снимите обувь… - Оставьте так! – соглашается та, что всеми тут повелевает. – И отпустите его: в таком непотребном виде он никуда не побежит от нас. - Не побегу, не побегу! Тем более, что и мне теперь становится всё интереснее и интереснее… - Понятно, тебе интересно, как тебя сейчас лишат девства… А ещё чего? - А ещё, хотелось бы точно знать, неужели же вы ничего не носите под юбками? - Ничего! - Можно убедится? - Да на смотри, всё равно ничего не видать! - А на что слепому пальцы даны? – говорю я, протягиваю к ним руки и, натыкаясь ладонями на их колени и ляжки, убеждаюсь, что они стоят, задрав юбки. Начинается визг, и девицы, все, как один, отскакивают от меня. - Тише вы, оглашённые! – одёргивает их старшая. – Хотите, чтоб сюда вся деревня сбежалась?.. Дайте я, раз уж вы такие трусихи… Продолжая сидеть с голой задницей на траве и с вытянутыми вперёд руками, я пристально всматриваюсь в кромешную тьму и начинаю смутно различать приближающийся ко мне силуэт. Я закрываю глаза, а в мои ладони упирается что-то упругое, но под грубой тканью. - Не бойся, паренёк, это моя юбка, можешь просунуть под неё руку и пощупать, что там… Я так и делаю… Глажу кожу на голени, потом на коленке, потом продвигаюсь вверх по ляжкам. Едва коснувшись кончиками пальцев расщелины, устремляюсь дальше в завитки волос на лобке. - Ну и как? – спрашивает она. Я молчу, не зная, что сказать. - Да, - продолжает она, садясь ко мне на колени и беря мой уже восставший член в свои ладони. - Ты у нас не тот Александр… Тот, прежде чем за еблю приняться так меня ласкал, так орудовал пальцами и языком, что делал всю мокрую… А что с тебя взять, несмыслёныша?.. У нас в деревне любой мальчишка больше толка в этом деле понимает… Ну да ничего! Хорошее начало – половина дела!... Девки! Чего уставились?.. Всё равно ни черта не видно… Сами первыми не захотели, валяйте на все четыре стороны и караульте, чтобы ни один комар сюда не залетел и мне в жопу не впился!.. Поняли? - Поняли, Шура… Если что, позови. - Надо будет, позову. По шелесту в траве я догадываюсь, что девки удаляются в дозор. - Так вас зовут Шура? - Да, крестили Александрой, как и тебя, - удовлетворяет она мою любознательность, не переставая тормошить мой хоботок, хотя я сам считал его уже достаточно готовым к бою. – Но ближе к делу. Тебе когда-нибудь приходилось залезать к девчонке за пазуху? - Приходилось. - Не врёшь? - Нет. - И что же ты там делал? - Гладил, мял… - Может, и целовал? - И целовал! - Неужто? Поверить трудно!.. Можешь показать, как? - Пожалуйста! Я обнимаю её за шею и просовываю руку под довольно просторный лиф, вытаскиваю одну за другой небольшие, но довольно твёрдые грудки и начинаю покрывать их поцелуями. Шура начинает ахать и охать, пальцы её ещё стремительнее заёрзали по коже моего члена. - Погодь, погодь! – вдруг прерывающимся голосом говорит она, сжимает своими коленками мои бёдра, просовывает под одно из них ладонь, берёт ею мой член, вводит его в свою расщелину и, обняв меня за шею, начинает энергично приподнимать и опускать таз… Настолько энергично, что пару раз пришлось, чертыхаясь, останавливаться, чтобы вернуть на место то, что выскакивало наружу. -О! – стонала она, нисколько не сдерживаясь. – Как здорово, хоть он у тебя и маленький… Держись за мои буфера!... Ты же хвастал, что умеешь их целовать… Вот так!... Молодец!.. Ох, ах. ох, ах! Наконец, она затихает, повиснув на моей шее. Потом вдруг, словно опомнившись, восклицает: - Да ты ведь не спустил, негодник? - Что значит, не спустил? – делаю глупый вид я. - А то, что ты ещё не до конца лишён девства! - Так за чем же дело? Может, позвать твоих подружек на помощь? - Как бы не так! Сама справлюсь! И, как говаривал, когда требовалось что-нибудь повторить, твой и мой тёзка, с превеликим удовольствием! Шура привстаёт с меня и, ещё раз убедившись на ощупь в том, что моя боевая готовность нисколько ни убыла, опрокидывается на спину, задирает подол юбки и приглашает меня: - Иди ко мне, ложись на меня… Я приподнимаюсь с задницы и присаживаюсь на колени. И в этот момент мне бросается в глаза (то ли зрение обострилось, то ли на какое-то время рассеялась ночная мгла) извилистая расщелина между её широко раздвинутых ляжек, окаймлённая густыми завитками волос. Поцеловать там? – на секунду мелькнуло у меня в голове, но я тут же отвергнул эту мысль: нет, пусть, утешается иллюзией, что она у меня первая… И я плюхаюсь к ней на живот и грудь. - Так… Где твой маленький красавчик?.. Вот он!.. В другой раз ты сам его должен уметь вставлять туда, куда надо. Ну а нынче мне это будет сподручнее… Вот так… Чувствуешь? Я особо-то ничего не чувствую, ибо вход сильно влажен. А зев, насколько мне удалось узреть, был непомерно растянут. - Что дальше? – продолжаю я дальше валять дурака. - А дальше делай то же, что только что делала я – двигай жопой, да поживей!.. Вот так молодец! И запрокидывает свои ноги мне за спину, так что я чувствую, как мой красавчик более глубоко погружается в её недра и кончиком, кажется, чего-то касается. Эти мгновенные прикосновения ведут к тому, что я начинаю ощущать прилив крови, а вслед за ним и необыкновенно острое взаимное трение. Она снова принимается охать и ахать, а я, уткнувшись в её шею и тоже хрипя, судорожно изливаю в неё свою сперму. - Девки! - малость спустя тихо зовёт Шура, и когда те моментально предстают перед нами, говорит им, продолжая лежать распластанной подо мною: - Девки, кажись, я залетела! Не хотела, чтоб он кончал в меня, думала поберечь для вас, а вот не сдержалась, дала ему… Ну а вы тоже сволочи, а не подруги! Я же велела вам за округой следить, а не за мной! - А мы и следили за округой, и вернулись только, чтобы сказать,... что твоего Сашеньку повсюду ищут, вот-вот тут будут… Как он? - Как ни странно, чем-то похож на того, - отвечает она, обнимая и целуя меня. … Но мы ещё с ним разберёмся… Ты же будешь нас любить, Саш? Иначе ловить и бить будем? - Да пусть одевается скорей и уматывает!.. - Правда ваша, утро вечера мудренее… Надевай портки, паренёк, и не поминай лихом. А мы о себе тебе дадим знать. - Где и когда? – на всякий случай и для вежливости спрашиваю я. - С кем-то на конюшне, с кем-то в поле… Да мало ли где… Рядом же живём… Когда я оделся, они взялись отвезти меня к костру. Но как только вдали показались отблески его пламени, благоразумно оставили меня одного. И первыми, кого я встречаю, выйдя на костровую поляну, были Сима и Варя. Явно обрадованные и с облегчением они ведут меня к управляющему и лесничему и только там, при ярком свете костра обращают внимание на то, что вся моя одежда испачкана, а лицо покрыто чёрной грязью. - Вот ужо влетит нам от Марии Александровны, что не уследили за чадом! – расстроился управляющий. – Хватит, погуляли… Я-то грешным делом думал, что моя чего-нибудь учудит, а вышло эвон как!... Пошли домой!.. Просьбы и мольбы его супруги остаться ещё хоть малость были проигнорированы им. Он даже пару раз замахнулся на неё костылём. - Что ж, пойдём и мы? – обратился к своей невестке и лесничий. – Надо взглянуть, как там спится младенцу. - Идём, идём! – соглашается та. Старики поднимаются с мест и двигаются прочь, а мы – вслед за ними. Как только у нас под ногами оказывается проезжая дорога, лесничий прощается с нами и сворачивают налево, а мы – в противоположную сторону и наверх. Я вспоминаю, что мне наказывала Варя передать хозяйке и спрашиваю себя, почему она не повторила эту просьбу при расставании. Ведь это так вроде естественно. Может, не хотела, чтобы о ней знала жена управляющего? Как это она сказала о ней? «Вцепилась словно клещ!». Уж не из ревности ли? А что? Когда мы прощались у клумбы, управляющий вдруг вспомнил, что сразу же после завтрака ему может потребоваться моя помощь в отправке постояльцев к поезду. Я ответил, что хоть и забыл об этом, но действительно Мария Александровна мне такую просьбу передавала, так что я к его услугам. - Но что же вы такой грязный спать ляжете? – подаёт голос его супруга. – Вам как следует отмыться надо. Может воды вскипятить? И вопросительно смотрит на супруга, будет ли он возражать. Час назад я наверно тут же ухватился бы за предложение подобной услуги, но сейчас, после только что закончившейся битвы и смутно намечавшемся на завтра сражением с новым противником, повторение пройденного меня как-то не очень прельщало и казалось напрасным растранжириванием сил. И я стал усиленно отказываться: - Нет, нет! Что вы, Серафима Сергеевна, благодарю вас сердечно, но это всё лишнее. Вы и так из-за меня часть ночи потеряли. Идите-ка спать. А быстренько сбегаю окунусь в речку и тоже бай-бай! Так я и поступаю. И едва моя голова оказывается на подушке, как я погружаюсь в приятные сны, навеянные уже случившимися и ещё только грядущими приключениями.