11. В лес по ягоды. Тётушка. Утром, по дороге на завтрак, ко мне присоединяются Вера с Олей и сообщают: - Нам удалось подговорить малышню. И она сейчас станет упрашивать родителей пойти в лес и посмотреть, не поспела ли земляника. В последний момент мы обе откажемся под каким-нибудь благовидным предлогом и будем ждать тебя в купальне, куда ты прибежишь после того, как побродишь со всеми в лесу. Хорошо? Надо ли было спрашивать моего согласия? Я только радостно киваю головой. Да и уговорить старших не стоило многих усилий. Правда, хозяйка поначалу, было, выражает недоумение: - Какая земляника? Ещё рано… Надо подождать ещё недельку-другую. Но тётя высказывает иное мнение: - А что, может, просто прогуляться по лесу? Как ты, Лида, на это смотришь? Я с радостью! - А я без особой радости, но составлю вам компанию, - говорит маман. – Пусть малыши порезвятся. - А они не потеряются? – спрашиваю я. - Проследим, чтобы не разбежались далеко, - успокаивает хозяйка… Ты с нами, Лика? - Даже не знаю… Может, лучше, покупаться? - И я останусь! – неожиданно заявляю я. - Опять в библиотеке пропадать будете? - с явным недовольством спрашивает хозяйка. - Нет уж, изволь быть с нами! – строго внушает мне маман. - И тебе, Лика, не гоже отделяться от всех, - замечает ей Мария Александровна. - Ну, хорошо, хорошо! – соглашается та. Через полчаса после окончания завтрака все собираются около большой клумбы. Все, кроме Веры и Оли. И я для вида интересуюсь, почему их нет, и слышу в ответ, что в последний момент их решили оставить ввиду лёгкого недомогания. А мне велят идти позади всех, быть своего рода пастухом, не давать малышне разбредаться и отставать. Строго исполняя эти обязанности, я тем не менее ухитряюсь в какой-то момент оказаться около тётушки и напомнить ей об её обещании выслушать мою исповедь. - Не кажется ли вам, что нам сегодня всё благоприятствует для этого? - Как ты всё это себе представляешь? – улыбаясь спрашивает она. - По одному отколемся от них и уединимся где-нибудь… И, оглянувшись, дотягиваюсь губами до её щеки, чтобы поцеловать. - Не забивай свою милую головку глупыми мыслями! – отвечает она и размыкает мои руки, которые я пытаюсь соединить вокруг её шеи. – Вон моя Надя нырнула куда-то за кусты. Сбегай верни её. Я не без удовольствия исполняю эту просьбу, и нахожу девочку, сидящей на корточках и мочащейся. При виде меня она не вскакивает, а продолжает делать своё дело и, задрав подол до самой поясницы, показывает мне: - Видишь, я сегодня без штанишек! - Точно? Дай взглянуть!.. Молодчина!.. Закончив писать, Надя выпрямляется, но продолжает держать задранным до самого пупка, как бы приглашая меня исполнить моё желание. Я привстаю на колени, целую пупок, раздвигаю пальцами щёлочку, тихонечко потираю ими губки и клитор. Порывисто обняв меня, она прижимается животиком к мои губам и, чуть согнув ноги в коленках, раздвигает бёдра. - Жора! Надя! Где вы? – доносится до нас крик её мамаши. - Мы здесь! – отвечаю я, поднимаясь, и, позволив Наде опустить подол своего платьица, беру её за руку и веду к растянувшейся по лесу процессии. Рядом со мной оказывается Лика. Я долго и мучительно думаю, как завязать с ней разговор. Она сама его начинает, задав вопрос: - Что поделывает в Москве ваш брат? - Что-то связанное с предстоящим отбытием в армию. - А не об отсрочке хлопочет? - Да нет, о ней он и не думает… Другое дело, что он хочет успеть сыграть свадьбу. - Так он женится? - Да, и наверно уже в воскресенье мы сможем лицезреть здесь его невесту… - Вот как? И мой жених должен приехать… - Вы тоже выходите замуж? - Собираюсь, раз есть жених. - Жаль, что вы ещё не замужем. - Это почему же? - Не люблю девиц… Что с ними, бедными, делать? - Это в каком смысле? - Как бы вам это сказать… Вот, к примеру, вы все тут мне нравитесь, - все без исключения. Но любить вас и ваших сестёр можно лишь духовно, а мне этого мало… Понятно? - Да уж куда яснее!.. Духовной любви ему мало!.. Подавай физической!.. Да что ты в этом смыслишь, недоросток? - Пусть я вам и кажусь недоростком, но могу доказать, что кое-что уже знаю и умею… Не желаете ли проверить?.. - Ещё чего не хватало!.. - А что? Давайте отойдём в сторонку… - Так ты же не любишь девиц? - Тут дело принципа… Вы оскорбили меня… - Я, оскорбила? И в мыслях не было. - Ну, хорошо, не оскорбили, а пренебрежительно отозвались. Так предоставьте мне возможность оправдаться, доказать вам, что вы не правы. - Такой маленький, а с таким самомнением и норовом! И, остановившись и взяв меня за руку, обращается к идущей шагах в двадцати впереди хозяйке: - Мама! Не желаешь узнать, какие необычные мысли переполняют головку этого херувимчика? Он, оказывается, не любит нас, девушек, потому что с нас нечего взять в смысле плотской любви… Каков фрукт? Я испуганно оглядываюсь, не слышит ли моя маман этих слов, и облегчённо вздыхаю, увидев, что она находится слишком далеко от нас. А тут мне на помощь приходит оказавшаяся неподалёку тётушка: - Кто знает, может, любовь к зрелым женщинам всё же лучше, чем развращение незрелых девиц. Подойдя к нам, она, явно для того чтобы перевести разговор на другую тему, спрашивает меня: - Вы выяснили, почему моя Надя скрывалась от нас? - Выяснил. Она убегала в сторонку, чтобы пописать… Все, находившиеся рядом, только открывают рты от изумления от этих слов. Первой приходит в себя хозяйка. Она кричит моей маман и детям: - Мы пришли!.. Здесь остановимся… Ищите полянку поприличнее… А ты, Саша, стели одеяла. - Можно я поищу себе отдельную полянку, чтобы позагорать? – спрашиваю я. - Можно, - спешит ответить Лика. – Мы без тебя будем свободнее себя чувствовать. - Тогда и не зовите меня, когда станете собираться. Я сам вернусь к обеду. Идёт? - Идёт, - соглашаются все. – Можешь взять с сбой и Петю. - Петю я, простите, не возьму, но кое о чём попрошу. Поманив его пальцем, я на ухо говорю ему: - Ты теперь здесь за старшего. Смотри, чтобы мелюзга не расползалась по окрестностям, а если кто-нибудь из взрослых вздумает на какое-то время и по какой-то причине удалиться, постарайся проследить маршрут… Потом мне доложишь. Хорошо, разведчик? - Хорошо! Озадачив таким образом Петю, я бегом устремляюсь назад и через каких-то десять минут, не заходя в имение, спускаюсь к речке, но никого на берегу купальни не нахожу, оглядываюсь, недоумевая, почему девчонки, сами всё это придумавшие, теперь здесь отсутствуют. Что им могло помешать? Или они в последний момент забоялись? От нечего делать разоблачаюсь и иду к воде. Поплавав вдоволь, выхожу, делаю гимнастические упражнения и, дождавшись, когда тело высохнет, одеваюсь. И тут слышу негромкий зов сверху: - Саша! Оглядываюсь и вижу выглядывающих из-за кустов Веру и Олю. - Ты можешь к нам подняться? - Почему вы там, а не здесь? - Тише, а то кто-нибудь услышит… Мы немного припозднились и, когда стали спускаться по лестнице, увидели, что ты уже здесь, махаешь руками, и решили тебе не мешать, свернули на тропку и оказались тут. Я пробую взобраться к ним, но склон оказывается слишком крутым, земля осыпается под ногами. - Поднимись немного по лестнице, а оттуда уже к нам, - советуют они. Я так и поступаю и, оказавшись рядом с ними, обнаруживаю, что выбранное ими укрытие представляет собой узкую террасу, со всех сторон закрытую деревьями и кустами, но с аккуратной скамейкой. - Садись, - указывает мне Вера рядом с собой. - А можно мне сесть между вами? – спрашиваю я. Они согласно кивают головами и отодвигаются друг от друга. Я втискиваю своё тело в освободившееся пространство, легонько обнимаю их за плечи и говорю: - Отсюда, пожалуй, лучше видно,... чем с противоположного берега, откуда я вчера имел удовольствие наблюдать за вами. Вы тоже не знали об этом, но вы были облачены в свои купальные костюмы, а я обнажился совсем… И что же вы видели? - Как, ты подсматривал за нами? – удивляется Оля. - А вы что делали только что? - Но мы же не нарочно… - И что же вам ненароком привелось увидеть? - Да ничего особенного. Ведь ты же стоял к нам спиной. - Да, когда входил в воду. А когда выходил? - Когда выходил, не видели, - утверждает Вера. - Ой ли? Видя, что девицы замялись и вопросительно поглядывают друг на друга, я продолжаю: - Но даже если это так и было, всё равно мы были в неравном положении: вы видели меня голым, а я вас нет. Может быть стоит восстановить справедливость? - Что ты этим хочешь сказать? - Сейчас вы спуститесь к берегу, разденетесь и окунётесь в воду. - Но с нами нет купальных костюмов, - возражает Оля. - И простыней, чтобы вытереться, - добавляет Вера. - Да, с вашими доводами трудно не согласиться… Но поцеловать-то вас вы мне разрешите… Старые должки надо возвращать! - Если только в щёчку, как брат сестру, - соглашается Вера. Я так и поступаю. После чего спрашиваю её: - А что делать с Олей? Ведь она же мне не родственница… - Вот именно! – с некоторым вызовом, за которым мне показалось скрывается ревность, заявляет та. – Ты мне не брат, а я тебе не сестра! - Так, может, мы поцелуемся просто как люди, друг другу нравящиеся. И, взяв её за плечи, притягиваю к себе и целую в губы. Правда, губы эти остаются плотно сжатыми. Но она их и не отнимает. - Так мы тебе нравимся? – спрашивает Вера. - Если нужны доказательства, то я готов целовать и целовать вас беспрерывно. И касаюсь на сей раз губ Веры. Причём одной рукой обняв за шею, а другою слегка касаясь того, что угадывалось под лифом её платья. Затем то же самое проделываю с Олей. - Может, хватит? – спрашивает та, отстраняясь, когда я уже в следующий раз пытаюсь не просто коснуться, а нащупать что-то существенное под тканью. - Повторенье – мать ученья! Разве не так вдалбливают нам наши гимназические наставники и наставницы? - Ой, лучше давай не будем о них вспоминать! – восклицает Вера и теперь уже сама обнимает и целует меня. – Как подумаю о них, так кровь стынет в жилах! - Что ты говоришь? Дай-ка потрогать твой пульс… Стучит, да ещё как! Да и лицо всё красное… Интересно, и так всюду? - Что ты имеешь в виду? - А хотя бы вот что: вот кончики моих пальцев поглаживают верхушки твоих уже весьма и весьма заметных полушарий и ощущают при этом, как острые их оконечности набухают и увеличиваются в размере, что меня крайне возбуждает… При этих словах, продолжая пальпировать через ткань её соски, я беру её ладонь и кладу к себе на пах. Но она тут же испуганно её отдёргивает. - Ты что? - Тебе не интересно, что у меня там? - Нет! - А тебе, Оля? - А что там? – спрашивает та. - Нечто противоположное тому, что у вас здесь, - берусь разъяснить я, пытаясь просунуть свои ладони между их бёдрами. Обе они инстинктивно сжимают свои ноги и хватаются за мои запястья. - Хорошо, хорошо, не буду больше! - успокаиваю я их. – Пока вы не готовы показать мне свои щёлочки, боитесь, что случится что-то ужасное, извольте взглянуть на мою затычку. Расстегнув брюки, я вытаскиваю свой уже довольно напрягшийся хоботок и потрясаю им у них перед глазами. - Что, никогда не видели? Ещё бы… Девочки молча пялят глаза на сей предмет моей гордости и только прячут руки за спины, когда я предлагаю им потрогать его. - Спрячь, - говорит, наконец, отворачиваясь, Оля. - Да, убери, пожалуй, - соглашается с ней и Вера. Правда в её голосе мне послышалось сожаление, да и взгляда своего от моего паха она, в отличие от своей подруги, не отводит. - И не подумаю!..- не соглашаюсь я. - Моя пипка, что хочу, то с ней и делаю… Это вам жалко показать мне свои, а мне вовсе нет ! - Не жалко, а… - затрудняется подобрать нужные слова Вера. - Ты хочешь сказать, что боязно? – подсказываю я. - Ещё как! – соглашается она. Но уже не противится, когда я беру её ладошку и кладу в неё свой membrum virile. Только на миг зажмуривается, а потом вдруг обращается к Оле с такими словами: - Ты не будешь против, если я докажу ему, что мы не жадные? Ведь он уже видел нагими и свою Катю, и мою Надю. Пусть теперь и на меня посмотрит. - Ты что? Прямо тут? – недоумевает её подруга. - Да нет, сбегу вниз. Там разденусь и окунусь… А вы полюбуйтесь! - Это будет просто здорово! – подбадриваю я. – Но почему одна? А что же ты, Оля? Отчего бы и тебе не последовать этому примеру? - Мне нельзя купаться, - отвечает та. - Что так? Оля молчит, а Вера, вскакивает и, направляясь к лестнице, оборачивается ко мне и бросает: – У неё как раз сегодня началось женское… крови пошли… А я, уже успевший узнать из умных книг, что это такое, с важным видом киваю головой и произношу: - А-а, менструация!.. Тогда понятно… И, оставшись один на один с Олей, вкладываю свой освободившийся член в её ладошку и спрашиваю: - Купаться, конечно, в таком разе вредно, но подержаться за мою пипку и погладить её, наверно, можно… Вот так!.. Ничего страшного… Ведь правда? - И в правду! – соглашается она. И, тесно прижавшись ко мне, так крепко сжимает мой инструмент, что мне становится больно. Я вскрикиваю, вскакиваю со скамейки и спрашиваю: - Мы не пропустим, как Вера будет раздеваться? Оля тоже встаёт, подводит меня к кустам, раздвигает их и предлагает: - Вот, гляди. В саженях трёх-четырёх прямо подо мной я вижу полянку перед купальней и Веру, стоящую к нам спиной и стаскивающую с себя через бёдра и плечи платье. Оставшись в нижней сорочке, она задирает её подол, отстёгивает чулки, наклонившись, приспускает их ниже колен, затем присаживается и, скинув туфли, снимает чулки со ступней. Затем, поворачивает торс то в одну сторону, то в другую и, каждый раз просовывая руки под рубашку, что-то делает ими там. - Что это она? – спрашиваю я недоумённо. - Освобождается от пояса, - поясняет Оля. - Какого? - На котором держатся чулки… Видишь, она вытаскивает его из -под рубашки? - А что это за ленты такие с него свисают? - Это резинки, благодаря которым чулки к нему крепятся… Смотри, смотри!.. Теперь она будет… Я неотрывно смотрю и вижу, как Вера, повернув на секунду в нашу сторону голову и помахав нам рукой, встаёт и, стянув через голову рубашку, принимается освобождаться от панталон, после чего, опять махнув нам рукой, спускается к воде. В этот момент она пропадает из нашего зрения, через несколько секунд до нас доносится всплеск воды, а потом мы видим её снова уже по пояс в воде. Присев по шею, она поворачивается к нам лицом и, ещё раз помахав рукой, неожиданно выпрямляется, но только на один миг, так что я толком ничего не успеваю заметит. Снова скрывшись по горло в воде, она начинает возвращаться к берегу, пока, наконец, совсем не пропадает из нашего вида за краем обрыва. А когда взбирается на него, то бежит к своей одежде, одной рукой прикрывая груди, а другой - низ живота, после чего поворачивается к нам спиной и принимается ладонями стряхивать с себя влагу. Я жадно слежу за всеми её движениями и за очертаниями уже довольно значительных бёдер, за соблазнительными ягодицами и снова вручаю своёорудие в руки Ольги. Но она и на сей раз сжимает его так сильно, что принуждает меня отказаться от продолжения такого удовольствия. Проследив за тем, как Вера начинает одеваться - сперва накидывает на себя сорочку, потом напяливает панталоны, пристёгивает пояс, я говорю: - Ну ладно, пожалуй хватит… Давай-ка снова сядем на скамейку… Я хочу взглянуть на то, что нам не удалось увидеть, когда Вера была в воде, на груди… Можно я расстегну ...верх твоего платья и достану их оттуда? Оля сжимается в комок, но ответ её звучит вовсе не как отказ: - Там нечего смотреть… Вот у Веры они такие, что едва помещаются в ладони… - А ты это пробовала делать? - Вначале она это мне делала, а потом уже и я ей… - Значит, ты не такая уж и недотрога! Так позволь и мне потрогать сначала твои, а потом её… - Нет, сначала её!.. Давай подождём!.. И никакие мои попытки добиться своего ни к чему не приводят: сжавшись в комок, она увёртывается от моих рук, тянущихся к пуговкам на лифе её платья. Вера чего-то задерживается, а когда появляется, прижимает палец к губам и тихо объявляет: - Вы знаете, кого я сейчас встретила на лестнице? Твоего брата, Саш. - Жору? - Да, он только что приехал и спускается, чтобы искупаться. - Раз так, оставляю вас посмотреть, как он это будет делать, а сам побегу в лес. Уже, наверно, пора всем возвращаться оттуда. Вернувшись в лес, я начинаю поиски оставленных мною дам, а когда нахожу, застаю их уже собирающимися. Нет только тётушки. - Пора уж возвращаться, - говорит хозяйка. - Где она может быть? Давайте покричим ей… - Татьяна Николаевна! – нестройным хором зовём мы. - Может сама придёт? – делает предположение моя маман. - Может, но лучше не рисковать, - отвечает хозяйка. - Возвращайтесь, а я немного задержусь здесь и подожду её. - Ну зачем же вас, Мария Александровна, затруднять? – не соглашается моя маман. – Пусть это сделает Саша. Я думаю, для него это будет не трудно. - Конечно! – с радостью соглашаюсь я и, подозвав Петю, потихоньку спрашиваю его, знает ли он, где следует искать его маму. Он кивает головой и указывает: - Вон за той лиственницей поляна, а на ней три дуба… Там она. Подождав, пока все не скроются в чаще по направлению к имению, я направляюсь в указанное мне место и действительно нахожу там тётушку, сидящую, поджав под себя ноги и прислонившись спиной к стволу дерева. - Садись, - говорит она мне, указывая место рядом с собой. - Чего они там? - Уходят. - А тебя послали за мной? - Да. А я пошёл искать с радостью… - Вот как? Почему же? Желание исповедоваться ещё не пропало? - Только возросло!.. - Ну давай, рассказывай… - А причащение будет? - Всё зависит от грехов, в коих покаешься… - С чего начать?.. Грешен в мыслях… - Это интересно! Неожиданно живо для своих габаритов она привстаёт на коленях, оборачивается ко мне и берёт за плечи. Лиф её блузки при этом оказывается не застёгнутым на верхние пуговки, и перед моим взором предстают две большие свисающие вниз груди. - Что молчишь? – весело теребит она меня. - Словно в рот воды набрал… Ах, вон на что обращено твоё внимание!.. Прости меня, забыла при твоём появлении застегнуться… Ты сможешь помочь мне в этом? Дрожащими пальцами я вставляю пуговки в петельки. - Всё правильно, молодец, - говорит она, осматривая свой лиф. – Можешь просить о поощрении… Чего желаешь? Небось, поцелуя? - Нет, - неожиданно произношу я. - Ты меня удивляешь… Чего же? - Повторения! Она смеётся: - Но чтобы ещё раз застегнуть, надо расстегнуть!.. - Вот именно этого я и хочу, - говорю я и приступаю к этой операции. И хотя пальцы мои по-прежнему дрожат, не останавливаюсь, пока вся блузка не оказывается широко распахнутой, после чего принимаюсь поглаживать кожу видимой части грудей, прошептав: - А теперь можно и получить поцелуй! Тётушка с готовностью исполняет эту просьбу, покрывая всё моё лицо частыми поцелуями, и в свою очередь интересуется: - А ты меня не хочешь поцеловать? Я, продолжая держать ладони на её груди, приклеиваю свои губы к её губам и наши языки соединяются в сладостном противоборстве. Оторвавшись, чтобы набрать в рот воздуха, я спрашиваю: - А можно мне поцеловать предмет моего обожания? И, воспользовавшись тем, что она, вопросительно глядя на меня, самую малость отклонилась назад, склоняюсь и принимаюсь лизать мякоти её пушного бюста. Правда, попытки полностью освободить его из-под тесного корсета заканчиваются неудачей. - Не делай мне больно! – говорит она, хватая меня за запястья. – Ты можешь без этого? Но в голосе не слышится никакого осуждения, а глаза светятся неизбывным весельем. Она откидывается на спину, приглашает меня вытянуться рядом с ней и велит: - Просунь-ка свою правую руку мне под шею, чтобы удобнее было голове… Молодец, дай я тебя поцелую… А ладонь теперь попробуй просунуть за этот чёртов корсет… Я повинуюсь, и вот в моей ладони едва-едва помещается мягкое полушарие. Жёсткая ткань туго обтягивающего тело корсета не даёт свободы движения моим пальцам, но большой сосок нащупать мне удаётся, и я усиленно принимаюсь его пальпировать, пока он не вспух и не затвердел. - Так? – на всякий случай спрашиваю я. Тётушка ничего не отвечает, но весь её вид свидетельствует о том, что я всё делаю так, как надо: глаза закрыты, на губах блуждает блаженная улыбка, правая рука откинута в сторону, а левая – та, что между нами – как бы случайно касается моих брюк, под тканью которых давно восстал мой хоботок… - Как жаль, что моим глазам недоступны те прелести, коими наслаждаются мои пальцы! – продолжаю я. Тётушка приподнимает голову, целует меня и говорит, как бы сетуя: - Молодым хорошо, они не знают, какая это танталова мука… Вот Лика, напяливает на себя самую модную новинку – брасье и чуть что – скидывает… Не надо ни зашнуровываться, ни расшнуровываться. И в рёбра не впивается… - Брасье? А что это такое? - Эта новинка появилась перед самой войной и звалась по-немецки бюстгальтером… - И чем она отличается от корсета? Какие у неё преимущества? - Две полотняные полусферы соединёны полотняными же ленточками между собой по горизонтали и ещё двумя дополнительными ленточками, перекидывающимися через плечи, то есть по вертикали. - Ну и что? - А ничего, - как легко надевается, так легко и снимается. Не надо зашнуровывать и расшнуровывать… - Другими словами это самое брасье удобнее? - Лика говорит, что да. - Так почему бы и вам не поменять корсет на него? - Почему, да по кочану! Дался тебе этот корсет!.. И поаккуратней, Сашенька! Второй раз прошу, не делай мне больно!... - Так если этот чёртов корсет мешает, может нам от него избавиться? - Не говори, милёнок, глупостей!.. Захочешь, пожалуй, ещё и освободить меня от другого исподнего? - А почему бы и нет? – спрашиваю я, приподнимаясь и задирая подол её юбки, после чего моя ладонь устремляется поверх белых фельдеперсовых чулок к коленям и ляжкам, прикрытым панталонами. - Ты знаешь, сколько времени это займёт?.. А у нас времени в обрез… Не дай бог, если хватятся, что за обедом нас нет…Так что позволь мне привести себя в порядок… Она приподнимается, наклоняется вперёд и натягивает юбку на колени, вслед за чем опускается на спину и спрашивает: - Чего ты хочешь? Раздевать и одевать меня? Это я уже вижу. А ещё чего?.. Что молчишь?.. Сам не знаешь? - Знаю!.. - И что же ты знаешь, малыш? - Можно показать? – обрадовано спрашиваю я. - Можно, если сможешь, - отвечает тётушка. Но, увидев, как я приподнимаюсь на коленях и начинаю стаскивать с себя помочи, на которых держатся брюки, восклицает: - Только без этого! Никакой обнажённой натуры! Ты меня понял? И снова закрывает глаза. Вспомнив, как действовал в подобной ситуации с ней Жора, я задираю до самого живота подол её юбки, помещаюсь между её ног, расстёгиваю свою ширинку, ложусь сверху, нащупываю отверстие в панталонах, а в нём и желанную щель, куда и ввожу свой дрючёк, принимаясь неистово орудовать им. Настолько неистово, что через дюжину–другую толчков, истекаю спермой и затихаю. - Всё что ли? – интересуется моя дама, не скрывая своего удивления и разочарования.... - Вроде всё… - вынужден согласиться я. - Ну тогда позволь мне привести себя в порядок… Отвернись, пожалуйста. Я поднимаюсь, и, повернувшись к ней спиной, натягиваю на себя свои штаны. - Ты доволен, племянничек? - Я?.. Ещё бы!.. А вы, тётушка? - Признаться честно, особого удовольствия не получила… - Почему? - Да потому что в твоей головке и мысли не было, чтобы об этом позаботиться… Ты думал только о себе, о своём удовольствии… - А Жора думает? - Но он же старше тебя и кое-что понимает в таких делах… - вразумляет меня она, подавая мне руку, чтобы я помог ей подняться, и направляя свои шаги к имению. - Хотя… А почему ты меня о нём спрашиваешь?.. Неужто он вздумал хвастаться своими действительными и мнимыми победами? Вот негодный! - Да нет, тётушка! Боже упаси! Я сам тайком видел всё в понедельник на берегу речки! - Какой стыд! Так это он, наверно, тебя надоумил? - Нет! О том, что вы туда спускались, мне стало известно в первую очередь от Катьки и Петьки, а потом от Оли с Верой… - Так что же получается, что все они были свидетелями моего позора? Какой ужас!.. Что же мне теперь делать? Застрелиться что ли? - Помилуйте, тётушка! – принимаюсь я её утешать, обнимая и целуя. – Они играли и просто сообщили мне, куда и с кем вы направляетесь, оставаясь в полном неведении, зачем это делается. А мне было интересно… Подсматривать!.. Что может быть приятнее? Особенно, когда перед глазами предмет обожания… И я не преминул удовлетворить своё любопытство. Но от этого я вас ещё более полюбил и буду любить вечно, надеясь и дальше пользоваться вашей благосклонностью… - Что ты имеешь в виду под этим словом? - Самую малость!.. Готов довольствоваться крохами с вашего стола, приветливым взглядом и словом… - Ну да, и быть при случае заместителем своего старшего брата!.. Не так ли? Признайся, чертёнок! - В этом, если бы вы не тянули меня за язык, я бы ни за что не признался!.. - Значит, всё-таки думал об этом? - Думал… - И каковы же твои фантазии насчёт меня? - Хотите знать? Извольте!... Я сейчас думаю, вот бы было здорово, если бы Алексей Иванович сегодня снова задержался в Москве!.. И Жора тоже!... - И что тогда? - А тогда я бы попытался ночью проникнуть к вам в комнату… - Зачем? Не хватит ли с нас? - Не хватит! Я вас люблю, Татьяна Николаевна, и хочу доказать это!.. - Так зачем же доказывать? Я тебе верю. Ты милый, прелестный мальчик. И я, несмотря ни на что, продолжаю к тебе хорошо относиться… - И всё же, мне кажется, что наши отношения с сегодняшнего дня перешли на какой-то новый этап, более высокий, более… Не знаю, как выразить то чувство, которое меня переполняет… Повторяю, я ни на что не смею претендовать, но мечтать о том, что вы когда-нибудь опять снизойдёте до того, чтобы быть со мною милостивой, я буду всю жизнь! - Бог ты мой! – восклицает, смеясь, тётушка. – Да ты настоящий краснобай! И соблазнителем будешь почище своего братца!.. Ну что мне тебе сказать, чертёнок ты эдакий?.. Мечтай, надейся!.. Надежда юношей питает!.. Мы минуем маленький овражек, выходим на аллею, ведущую к усадьбе, и видим сидящих на лавочках её обитателей - больших и малых. - А вот и Татьяна Николаевна! – обрадовано говорит хозяйка. – Куда это вы запропастились? Мы вам кричали, кричали и вынуждены были отправить на поиски Сашу. - Он меня и обнаружил, малость задремавшей, - объясняет тётушка и, заметив подходящего Жору, продолжает: - Сон такой приятный привиделся, что даже укусы комаров и муравьёв, ему не мешали… Будто я Бельгия и во всю отбиваюсь от германских пушек, из последних сил… Вот-вот, думаю, наступит конец… Пытался, было, придти мне на помощь один капитан с ротой уланов… - Уланы – это кавалерия, - улыбаясь, поправляет Жора. - А в кавалерии не рота, а сотня, и во главе её не капитан, а ротмистр. - Вот-вот, - продолжает свой рассказ тётушка. – Лошади были, но потом куда-то пропали вместе с ротмистром… И тут появляется маленький лейтенантик… - Поручик, наверно, - снова уточняет мой братец. - Нет, нет! Он потом представился как лейтенант… И чем-то таким маленьким тыкает, тыкает… И германцы один за одним или падают, или бегут назад… Открываю глаза и вижу моего племянника Сашу – как две капли воды похожего на моего избавителя! Я так обрадовалась, что совершенно позабыла поблагодарить его. Разрешите мне теперь это сделать? Саша, дай я тебя поцелую! И её рассказ, и её поцелуй я воспринимаю как многообещающий для меня знак. И мне в голову не могло придти, что это была скорее стрела, выпущенная в сторону Жоры, чтобы вызвать его ревность. И она попала в цель. Когда по пути в столовую он, чуточку задержав меня, поинтересовался, что у меня с Дусей, я поспешил похвастаться и успехами с женой управляющего, сообщив, что жду сегодня снова её вечернего визита. - А удалось ли тебе чего-нибудь добиться от нашей тётушки? – спрашивает он. - Да, только что у меня был очень благоприятный момент, но не уверен, что она осталась мною довольна… - Неужто оплошал? Но, судя по тому, как она себя с тобою только что вела, этого сказать нельзя. Я подробно описал всё происшедшее с нами в лесу, после чего Жора делает такой вывод: - Я думаю, что в конце концов, она решила не дуться на тебя. С кем из нас такие оплошности не случаются? Уверен: у тебя ещё будет шанс исправиться. А как девочки? Я тут, приехав и никого не застав, пошёл искупаться и на лестнице встретил Веру, остановил её, сделал пару комплиментов, и она позволила мне поцеловать её и даже чуть-чуть потрогать… И, естественно, я задумался: это результат моего личного обаяния, или ты уже и здесь свои ручки приложил? - Именно к этому дело и шло, но твое появление на речке прервало начавшуюся, было, игру «дай взглянуть» и «дай потрогать». - Что ж, похвально… Вот только придётся тебе на день-другой прерваться… Надо будет съездить в Москву. - Зачем? - Мама тебе обо всём скажет… За обедом он усаживается рядом с ней и о чём-то говорит с ней, судя по тону их разговора, в чём-то убеждая её. Я сижу между Верой и Олей. Об этом они сами позаботились и теперь посвящают меня в свои планы прогуляться в ближайших окрестностях тайком от малышни. Но когда мы, покончив с принятием пищи, поднимаемся из-за стола, меня подзывает маман и велит собираться в Москву. Можно только догадываться, как бурно реагировал я на этот её приказ, нарушающий все мои планы. - Это всё ты придумал! – в сердцах выпаливаю я Жоре, который вызвался помочь мне быстрее собраться и довести меня в конной повозке до Подольска. - Не расстраивайся, - успокаивает он меня. – У тебя впереди ещё всё лето. А у меня времени нет совсем. И если ты не поможешь в моих делах отчиму, я могу не успеть со свадьбой. - А почему нельзя её отложить до твоего возвращения с войны? Недолго уж, наверно, осталось… - Да потому что мы ждём ребёнка!.. Понял? - Ах, вот оно что… Так бы сразу и сказал!.. Значит, вы уже… - Да уже… Увидишь её, – тебе придётся к ней съездить, - передавай ей мои самые горячие пожелания. - И поцеловать можно от твоего имени? - Пожалуй, можно… Ты, я вижу тут время даром не терял… Понабрался опыта… «Вот я и попробую применить его в другом месте!» - с чувством некоторого мстительного удовлетворения рассуждаю я в вагоне поезда, рисуя в голове картину, как я заявляюсь к будущей невестке и начинаю если и не решительный штурм, то осторожную разведку боем.